Интервью журнала "Шпигель" с Китом Ричардсом : "Мое полотно - это тишина"

перевод с немецкого: А.Тарасов
Интервью вели Томас Хютлин и Кристоф Даллах
Нью-Йорк, октябрь 1998 года

Interview with Keith Richards Интервью журнала "Шпигель" с гитаристом ROLLING STONES Китом Ричардсом, до сих пор являющимся для многих истинным прообразом героя-бунтаря рок-н-ролла.

"Шпигель": Мистер Ричардс, на Вашем правом сапоге спереди дыра.
Ричардс: Это сапоги, в которых я выступаю на сцене. Правый всегда страдает в первую очередь. Им я отбиваю такт, задаваемый нашим барабанщиком Чарли Уотсом.
Ш: Мировое турне "Роллинг Стоунз" завершилось несколько недель назад.
Р: Но я все еще в дороге. Вот сейчас в моем организме начинает повышаться уровень адреналина и я чувствую, как меня тянет на сцену: "Okay, lets go - we are ready to rock!" Однако затем мой разум говорит: "Эй, сегодня у тебя нет концерта, успокойся."
Ш: И как же Вы от этого лечитесь?
 Р: Бегаю туда-сюда, гуляю с друзьями по Нью-Йорку, веду разговоры о нашем новом концертном диске No Security, на который мы сейчас еще вставили парочку наших менее известных хитов. Только ни в коем случае не заваливаюсь дома в кровать! Тогда я, наверное, никогда больше не встану. Невыпущенный адреналин меня убьет.
 Ш: Две пары черных джинсов Levis, две пары черных сапог... Другие рок-звезды возят с собой целые контейнеры с одеждой.
Р: Я тоже, но я только смотрю на нее. В итоге я всегда выбираю эти черные сапоги и эти черные джинсы.
Ш: Они для Вас что, своеобразный фетиш?
Р: Да, и они практичны. Подошвы этих сапог, например, прочно держат меня на сцене. Когда "Стоунз" задают жару, тут не обойтись без армейских сапог. По-настоящему хорошие найти трудно. Эти, кажется, из Румынии.
Ш: В одежде Вы минималист и Ваш стиль игры на гитаре следует тому же принципу: "Отбрось все лишнее и оставь только главное." Как Вы к этому пришли?
Р: Моя исходная теория гласит: если ты художник, самым главным для тебя является твое белое полотно. Хороший художник никогда не будет зарисовывать краской все, а всегда оставит немного места. Моим полотном является тишина. Если ты начнешь эту тишину сверх меры переполнять, то тебе не уйти от проблем и в конце концов все оказывается только бестолково переиначенным. В рок-н-ролле главное для меня состоит не в том, кто быстрее сыграет столько-то нот. Главное для меня это то, что четверо или пятеро музыкантов звучат как одно целое.
Ш: Вы известны тем, что во время гастролей Вы можете не спать ночами напролет. Каков Ваш личный рекорд?
Р: Девять ночей. Это было в 1975 году в Нью-Йорке, вместе с Ронни Вудом. Мы все время были в наших апартаментах с этими бесчисленными девочками и одному Богу известно, что мы там еще вытворяли... Но ровно к началу концерта мы всегда являлись в Мэдисон Сквер Гарден. Полицейские, охранники в зале - все хлопали нас по плечу. На такси мы въезжали чуть ли ни на сцену.
Ш: Сейчас Вам 54 года. Сколько ночей, Вы думаете, Вы еще сможете так продержаться?
Р: В то время рок-концерт длился 45 минут, сегодня тебе приходится играть до двух с половиной часов. Во время последнего турне мы снова как следует "погуляли", на этот раз в Москве, три дня подряд. Мы сидели в отеле, смотрели на реку и на Кремль, Ронни занимался своими гитарами, как вдруг к нам зашли русские цыгане, со скрипками и бубнами. К ним потом подходило все больше и больше друзей... Трудно сказать, кто там точно был - через два дня у нас уже все перемешалось.
Ш: А где был Мик Джеггер?
Р: Мик никогда не отличался в этом плане особой стойкостью. Он из тех людей, которые приходят на парти, покрутятся там минут десять и потом незаметно исчезают.
Ш: И куда же он идет - спать?
Р: Нет, через пять часов он объявляется снова и снова оценивает обстановку. Понятия не имею, чем он там занимается после своего ухода. Джентельмен никогда не распространяется о делах другого джентельмена, даже если он о них помнит.
Ш: "Звездой" последнего турне "Роллинг Стоунз" были не Вы и не Мик, а Ваш барабанщик - молчаливый и скромный джентельмен Чарли Уотс. Зрители нередко дарили ему долгие, переходящие в овацию аплодисменты. Это Вас каким-то образом задевает?
Р: Нет, потому что после этого я всегда должен был петь и небольшой перерыв приходился мне очень кстати. И кроме того, конечно, если кто и заслужил такой признательности, так это Чарли. Слава никогда не была главным пунктом его карьеры. Он просто классный барабанщик, этот Чарли "Бит" Уотс.
Ш: Люди также видят в нем человека, который спас "Роллинг Стоунз" от распада в 80-е гг, когда между Вами и Миком Джеггером разгорелась личная вражда и Уотс урезонил Джеггера, чуть не выкинув его из окна одного из отелей Амстердама.
Р: Мик слаб на алкоголь, три бокала шардоне и он готов. А тогда дело было как: он позвонил в пять утра Чарли в его номер и сказал ему, что, мол, хочет поговорить со своим барабанщиком. Через двадцать минут Чарли стоял у дверей Мика - свежевыбритый, в костюме-тройке из Савиль Роу, в начищенных до блеска ботинках. Мик открывает и Чарли со словами "Никогда не называй меня больше своим барабанщиком" бьет его прямо в лоб. Я вижу, как Мик падает, назад, на серебряный поднос с копченой лососиной, в сторону окна и канала. Я подумал: "Что уж там, пусть падает в воду, нам хоть поспокойнее будет", но тут заметил, что на нем был мой белый свадебный фрак, который я дал ему поносить в тот вечер. Фрак мне портить никак не хотелось. Этого бы моя жена мне никогда не простила.
Ш: Чарли Уотс, как будто, вовсе не производит впечатления драчуна.
Р: Не забывайте, что он барабанщик. Если хотите знать, его кулакам требуется оружейная лицензия.
Ш: А как Вы сегодня разрешаете конфликты в группе?
Р: Просто не даю больше Мику носить мой свадебный фрак. А если серьезно, сегодня мы избегаем конфликтов, потому что та наша вражда в 80-е гг кое-чему нас научила. Тогда, например, я был вынужден сам встать за микрофон в своей группе и понял, каково приходится Мику, когда он поет. У Мика тоже была своя группа и он понял, что такой команды, как "Роллинг Стоунз", ему не сколотить ни за какие деньги. Чарли тоже имел свой джаз-банд и понял, что значит быть в ответе за группу.
Ш: И все равно Мик Джеггер говорит, что если бы отдать все на волю Кита Ричардса, то "Роллинг Стоунз" все еще играли бы старые ритм-энд-блюзовые вещи в каком-нибудь подвале где-нибудь в Лидсе.
Р: Без меня Мик не пел бы даже в темном подвале в Лидсе.
Ш: Он ставит Вам в упрек, что на деловых встречах, где речь идет о миллионных суммах, Вы просто напросто засыпаете.
Р: Я закрываю глаза, но я не сплю. Когда за столом сидят десять человек и наперебой говорят, я лучше спокойно послушаю, чем буду одиннадцатым голосом. Только в самом крайнем случае я кричу: "Все это чушь!" Бизнес меня не интересует, но как участнику пользующейся успехом рок-группы мне тоже пришлось заучить несколько основных правил. Самое главное гласит: если ты говоришь только о бизнесе, тебе в музыке искать нечего.
Ш: Недавнее мировое турне принесло "Роллинг Стоунз" 150 миллионов долларов, а Вы сами считаетесь одним из самых богатых музыкантов в мире. Деньги Вас вообще еще интересуют?
Р: В рок-н-ролле деньги означают только то, что люди тебя любят. А так деньги ничего не значат, разве что я могу помочь какой-нибудь школе или еще где-нибудь.
Ш: В рыцари Вас, однако, за этот неприметный вид благотворительности не посвятят.
Р: Еще только не хватало, чтобы передо мной махали острыми клинками.
Ш: Хотя опасность таится уже в Вашей библиотеке. Когда летом с Вами, когда Вы, якобы, снимали с полки какие-то книги, произошел несчастный случай, весь мир думал, Кит Ричардс не поднимется больше на сцену, он снова перебрал наркотиков.
Р: Еще раз для Вас и для всего мира: Айлин Гуггенхейм из Нью-Йоркской академии искусств попросила меня нарисовать для одного благотворительного мероприятия несколько рисунков. В два часа ночи я хотел посмотреть в своей библиотеке, как с такой задачей справлялся мастер Леонардо да Винчи. Только эта книга стояла очень высоко, среди тяжелых томов по искусству. Я забрался вверх по лестнице, начал искать и вдруг, ни с того, ни с сего, все стало рушиться на меня, словно в замедленном темпе, как это бывает, когда тебе кажется, что вот, настал твой конец. Отделался я, правда, только двумя сломанными ребрами, однако послание Леонардо было однозначным: "Дядя, не лезь в рисовальщики. У тебя об анатомии - никакого понятия!"
Ш: И сейчас Вы рисуете только в свое удовольствие?
Р: Для моих дочерей, когда я отправляюсь на гастроли. Изобретателя факсовой машины следовало бы возвести в ранг святого. Как только я увижу где-нибудь в дороге симпатичную собачку, я ее рисую и посылаю рисунок по факсу домой. Или рисунок на тему: "Ваш папа со сломанными ребрами на полу", или: "Я только что изобрел для тебя новый ботинок." Или я рисую, например, нос. Тогда мои дочери знают, что я сижу с Ронни в одной комнате и у меня все хорошо.
Ш: Спонсором Вашего последнего турне была фирма мобильных телефонов "Спринт".
Р: Я ненавижу телефоны, потому что тогда я не могу смотреть в глаза тому, с кем разговариваю. Я забываю все, что мне говорят по телефону. Я не люблю телефонной болтовни. Телефон нужно использовать только для информации типа: "Встретимся в пол-четвертого" или: "Приходи - мой дом горит."
Ш: Рок-н-ролл всегда был связан с бунтарством. А как Ваши дети сегодня бунтуют против Вас?
Р: Трудная задача. Мой сын Марлон, скажем, хорошо зарекомендовал себя как иллюстратор, у него уже маленькая дочь. Какое там бунтарство...
Ш: Марлон, это не тот, которого Вы постоянно таскали с собой на гастроли во времена Вашего тяжелейшего наркотического "загула"?
Р: Я тогда спал с пистолетом под подушкой и мои охранники знали, что есть только один человек, которому разрешается меня будить - Марлон. Сами-то они не рисковали, а в своего сына, по их убеждению, я стрелять не буду.
Ш: "Роллинг Стоунз" теперь много времени уделяют своим семьям, тогда как, скажем, в Белом доме страсти бушуют примерно так, как раньше у Вас за сценой.
Р: Биллу надо было с самого начала взять меня своим адвокатом, я бы ему помог. Я бы выдал ему справку, в которой написано: "Он мучается от стресса, ему необходимы три миньета в день. В случае ухудшения - даже пять."
Ш: Дедушку Ричардса никак не стащить со сцены. Вы что, хотите всем доказать, что и в этой профессии можно спокойно и с достоинством доживать до старости?
Р: Пока это удавалось и удается лишь старым блюзовым музыкантам: Мадди Уотерсу, Бадди Гаю, Хаулинг Вольфу, Чаку Берри, Би Би Кингу - все приятные, смиренные люди. Джентельмены, одним словом.
Ш: И все - черные.
Р: И из них каждый клянется могилой своей матери, что я не белый.
Ш: Уж не хотите ли Вы, как они, играть до тех пор, пока не свалитесь замертво?
Р: Кто его знает... Я выполняю свою миссию.
Ш: И какая у нее цель?
Р: Когда я выясню это, тогда мне на сцене больше делать нечего - тогда моя миссия будет закончена.
Ш: Мистер Ричардс, спасибо Вам за эту беседу.